"Подача отставки всеми министрами в ночь на 27 августа (9 сентября — прим. ТАСС) и окончательный уход некоторых министров в ближайшие дни <…> начали собой новый кризис власти, еще более затяжной и болезненный, чем предыдущий. <…> Начиналась агония власти…" — писал Павел Милюков.
В целях укрепления позиций Временного правительства Александр Керенский в сентябре инициировал создание при нем совещательного органа — Временного совета Российской республики, чаще называемого Предпарламентом. Однако "парламентский ублюдок", как называл его Лев Троцкий, не мог выполнить возложенной на него задачи и лишь дополнительно разжигал недовольство деятельностью правительства.
Примерно в те же дни, когда Предпарламент начинал свою работу, все еще находившийся в бегах Владимир Ленин окончательно пришел к выводу о необходимости вооруженного захвата власти. Он бомбардировал руководство большевистской партии письмами с изложением своей точки зрения, но оно игнорировало их. К концу октября Ленину так и не удалось убедить часть большевистских лидеров в необходимости немедленно взять власть, а те, кто встал на его позицию, не спешили реализовывать ее на практике.
На 25 октября (7 ноября) было назначено открытие II съезда Советов. Владимир Ленин говорил: "24 октября будет слишком рано действовать: для восстания нужна всероссийская основа, а 24-го не все еще делегаты на съезд прибудут. С другой стороны, 26 октября будет слишком поздно действовать: к этому времени съезд организуется, а крупному организованному собранию трудно принимать быстрые и решительные мероприятия. Мы должны действовать 25 октября — в день открытия съезда, так, чтобы мы могли сказать ему: "Вот власть! Что вы с ней сделаете?"
На деле захват власти был начат большевиками еще 21–22 октября (3–4 ноября), когда созданный ими Военно-революционный комитет (ВРК) начал замену правительственных комиссаров в частях Петроградского гарнизона на своих, а также объявил недействительными приказы военного командования без своей визы. Однако это были пока еще "ползучие" меры.
Первый ход в финальной партии, которая продлилась двое суток и закончилась падением Временного правительства, совершили не большевики. Его сделал Александр Керенский. В ночь с 23 на 24 октября (5–6 ноября) он санкционировал следующие меры: начало официального расследования деятельности ВРК, запрет на исполнение его приказов, отстранение от должностей и предание суду назначенных им комиссаров, а также возвращение в тюрьмы освобожденных под залог большевиков, вновь замеченных в антиправительственной деятельности. Все юнкерские училища в Петрограде были приведены в боевую готовность, верные правительству части из окрестностей и с фронта вызваны в столицу, а стоящий на ремонте на Франко-русском заводе в устье Большой Невы большевизированный крейсер "Аврора", напротив, получил приказ покинуть ее для ходовых испытаний. Телефоны Смольного, где базировался Петроградский Совет, были отключены.
Все это дало большевикам возможность представить начало Октябрьского переворота как оборону завоеваний революции от начавших на нее наступление контрреволюционеров. "Покушение на закрытие газет, постановление о предании суду Военно-революционного комитета, приказ об отстранении комиссаров, выключение телефонов Смольного — этих булавочных уколов как раз достаточно, чтобы обвинить правительство в подготовке контрреволюционного переворота. Хотя восстание может победить лишь как наступление, но оно развертывается тем успешнее, чем более похоже на оборону. Кусочек казенного сургуча на дверях большевистской редакции — в качестве военной меры это немного. Но какой превосходный сигнал к бою!" — вспоминал Лев Троцкий.
В типографию, где печатаются большевистские газеты "Рабочий путь" и "Солдат", является отряд юнкеров во главе с правительственным комиссаром.
Типография оцеплена. Комиссар предъявляет выпускающему ордер командующего войсками Петроградского военного округа полковника Георгия Полковникова на закрытие газет. Выпускающий отвечает, что признает только приказы Военно-революционного комитета, и отказывается принять ордер.
Выпускающий встретил "законную власть" широко раскрытыми глазами: "Как! Разве еще существует Полковников и вообще какая-нибудь власть, кроме Военно-революционного комитета?.." Его уверили, что существует, испортили матрицы, запечатали типографию, уничтожили напечатанные номера.
Рано утром я столкнулся на лестнице с рабочим и работницей, которые запыхавшись прибежали из партийной типографии. Правительство закрыло центральный орган партии и газету Петроградского Совета. Типография опечатана какими-то агентами правительства, явившимися в сопровождении юнкеров. <…> "А нельзя разве содрать печать?" — спрашивает работница. "Сдирайте, — отвечаю я, — а чтоб чего не вышло, мы вам дадим надежную охрану".
В Смольном начинается заседание Центрального комитета большевиков. Участвующие в нем Яков Свердлов, Лев Троцкий, Лев Каменев, Феликс Дзержинский, Виктор Ногин и другие влиятельные партийцы принимают решение не покидать Смольный без разрешения ЦК.
На Якова Свердлова возложено наблюдение за действиями Временного правительства и связь с Петропавловской крепостью, где решено организовать запасной штаб на случай разгрома Смольного, на Феликса Дзержинского — контроль над почтой и телеграфом.
К разгромленной юнкерами большевистской типографии подходят направленные Военно-революционным комитетом солдаты с пулеметами под командованием комиссара Петра Дашкевича. Дашкевич заявляет охране типографии, что "приказы правительства без подтверждения их ВРК являются недействительными".
Охраняющих типографию милиционеров во главе с правительственным комиссаром оттесняют. Печати сорваны, в типографии начинают налаживать работу.
В отбитой большевиками типографии напечатан тираж "Рабочего пути", призывающий рабочих, солдат и крестьян к решительному бою.
"Большинство воинских частей признало компетенцию Военно-революционного комитета, учрежденного при Совете, и выразило желание подчиняться только его распоряжениям", — говорится на страницах газеты.
В Зимний дворец для охраны Временного правительства прибывает рота женского "батальона смерти" численностью около 200 человек.
В Мариинском дворце министр-председатель Александр Керенский выступает с внеочередным сообщением к Предпарламенту.
"Я прошу от имени страны, я требую, чтобы сегодня же в этом дневном заседании Временное правительство получило от вас ответ, может ли оно исполнить долг с уверенностью в поддержке этого высокого собрания", — завершает Керенский свое выступление.
Это его последняя публичная речь в России до конца жизни.
В Смольном проходит заседание большевистской фракции предстоящего съезда Советов. Во время заседания в институт является делегация из Городской думы.
Ко мне явилась делегация городской Думы и поставила мне несколько неподражаемых вопросов: предполагаем ли мы выступления, какие, когда? Думе необходимо об этом знать "не менее чем за 24 часа". Какие меры приняты Советом для охранения безопасности и порядка? И пр. и пр. Я <…> предложил Думе участвовать через одного делегата в работах Военно-Революционного Комитета. Это их испугало больше, чем самый переворот. Закончил я, как всегда, в духе вооруженной обороны: "Если правительство пустит в ход железо, ему ответит сталь". — "Будете ли вы разгонять нас за то, что мы против перехода власти к Советам?" Я ответил: "Нынешняя Дума отражает вчерашний день; если возникнет конфликт, мы предложим населению перевыборы Думы по вопросу о власти". Делегация ушла с тем, с чем пришла.
"Конфликт восстания сегодня или завтра не входит в наши планы у порога Всероссийского съезда Советов. <…> Мы считаем, что съезд Советов проведет этот лозунг c большей силой и авторитетом. Но если правительство захочет использовать тот срок, который ему осталось жить, — 24, 48 или 72 часа — и выступить против нас, то мы ответим контрнаступлением, ударом на удар, сталью на железо", — повторяет Троцкий.
Отряд красногвардейцев завода "Вулкан" получает распоряжение Военно-революционного комитета (ВРК) срочно занять Тучков и Биржевой мосты, соединяющие Петроградскую сторону с Васильевским островом. Комиссар ВРК в запасном огнеметно-химическом батальоне Александр Ильин-Женевский дает батальону задание взять Тучков мост под свое наблюдение и не допустить его разведения. Будучи параллельно комиссаром Гренадерского полка, Ильин-Женевский посылает к разведенным Гренадерскому и Сампсониевскому мостам патрули с заданием свести их.
— Если будет оказано сопротивление, действуйте оружием, — сказал я им на прощанье. Через несколько минут один из патрулей вернулся, таща какие-то тяжелые железные предметы.
— Товарищ комиссар, — доложил мне старший, — мы свели мост, а чтоб надежнее было — забрали ключи, которыми сводится и разводится мост. Теперь уже его никак нельзя развести.
За патрульными, кряхтя и ругаясь, тащился старик — сторож моста, недовольный тем, что солдаты забрали имущество, вверенное его охране.
— Ничего, дедушка, не беспокойся, — утешал я его, — ключи у нас будут в полной сохранности. Вот мы их здесь положим в полковом комитете, а дня через два-три, когда все успокоится, вернем тебе обратно.
— Да я ничего… Уж ладно… — проворчал себе под нос старик и, взглянув еще раз на ключи, повернулся к выходу.
Такое же распоряжение о присылке в полковой комитет ключей для разводки моста дал я и другому моему патрулю. Скоро весь угол комнаты, где помещался полковой комитет, был завален тяжелыми ключами.
Для предотвращения разведения Литейного моста даже не требуется усилий ВРК: разгневанная вооруженная толпа разоружает юнкеров и препровождает их обратно в училище.
В Кронштадте получена телефонограмма Военно-революционного комитета с распоряжением выступить в поддержку восставшего Петрограда. Всем судам, частям и командам Кронштадтского гарнизона предписано "выступить в полном боевом снаряжении в Петроград для защиты революции".
В Зимний дворец для защиты Временного правительства прибывают 68 юнкеров Михайловского артиллерийского училища.
К этому моменту во дворце, помимо них и роты женского "батальона смерти", находятся около двух тысяч человек из школ прапорщиков Петергофа, Ораниенбаума и Гатчины под командованием 134 офицеров. Это плюс-минус все силы, которые удалось собрать Александру Керенскому и которые будут оборонять Зимний дворец в последующие полтора суток.
"Дворец охраняется юнкерами. Они вон за той дверью".
"А можно нам пройти туда?"
"Нет, разумеется, нет! Запрещено…" Вдруг он пожал нам руки и ушел. Мы повернулись к заветной двери, устроенной во временной перегородке, разделявшей комнату. <…> К нам подошел старик-швейцар:
"Нельзя, барин, туда нельзя!"
"Почему дверь заперта?"
"Чтоб солдаты не ушли", — ответил он. Через несколько минут он сказал, что хочет выпить стакан чаю, и ушел. Мы открыли дверь. <…> По обеим сторонам на паркетном полу были разостланы грубые и грязные тюфяки и одеяла, на которых кое-где валялись солдаты. Повсюду груды окурков, куски хлеба, разбросанная одежда и пустые бутылки из-под дорогих французских вин. <…> Душная атмосфера табачного дыма и грязного человеческого тела спирала дыхание. Один из юнкеров держал в руках бутылку белого бургундского вина, очевидно, стащенную из дворцовых погребов. <…>
Все помещение было превращено в огромную казарму, и, судя по состоянию стен и полов, превращение это совершилось уже несколько недель тому назад.
В Петрограде прекращена работа в большинстве министерств, в Государственном и частных банках и в городских учреждениях. Перекрыто движение автомобилей, извозчиков, подвод и трамваев через мосты. На Невском проспекте закрываются магазины.
Самокатчики (велосипедные войска), с июля несшие охрану Зимнего дворца, снимаются с караула, заявив, что дальше охранять дворец не будут. Их заменяют юнкерами.
Другой батальон самокатчиков, вызванный Временным правительством с фронта, останавливается на станции Передольская под Новгородом и посылает своих делегатов в Петроградский Совет за разъяснениями, с какой целью он вызван. Петросовет направляет батальону братский привет и просит его оставаться на месте, чтобы не стать орудием в руках контрреволюции.
Комиссары Военно-революционного комитета при содействии несших в этот момент охрану Главного телеграфа солдат Кексгольмского полка берут управление телеграфом в свои руки.
В цирке "Модерн" на Петроградской стороне проходит митинг самокатчиков Петропавловской крепости, считающихся одной из самых верных Временному правительству частей. По приглашению комиссара Военно-революционного комитета на митинг прибывают популярные большевистские ораторы во главе с Львом Троцким. После их выступлений самокатчики принимают решение отказаться от поддержки Временного правительства.
Владимир Ленин, скрывающийся на квартире большевички Маргариты Фофановой на северной окраине Петрограда, пишет письмо членам ЦК.
Товарищи!
Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь уж поистине промедление в восстании смерти подобно.
Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс. <…>
Надо во что бы то ни стало сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д.
Нельзя ждать!! Можно потерять все!! <…>
Кто должен взять власть?
Это сейчас неважно: пусть ее возьмет Военно-революционный комитет "или другое учреждение", которое заявит, что сдаст власть только истинным представителям интересов народа, интересов армии (предложение мира тотчас), интересов крестьян (землю взять должно тотчас, отменить частную собственность), интересов голодных.
Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власть в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью.
История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя потерять все.
Взяв власть сегодня, мы берем ее не против Советов, а для них.
Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия.
Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой <…>.
Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!
Промедление в выступлении смерти подобно!
К этому времени отрядами красногвардейцев заняты все мосты, кроме Николаевского (ныне Благовещенского) и Дворцового.
Приказ военно-морского командования крейсеру "Аврора" выйти в море отменен Военно-революционным комитетом. ВРК приказывает экипажу "Авроры" "всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами восстановить движение по Николаевскому мосту". Командир крейсера отказывается вести его к мосту, за что он и все офицеры арестованы комиссаром корабля. Старшина рулевых на шлюпке делает промер Невы и вместе с комиссаром и несколькими матросами вызывается вести крейсер. Лишь после этого командир соглашается вести "Аврору" к мосту.
По левому берегу Большой Невы параллельно крейсеру движутся моряки 2-го Балтийского флотского экипажа, по правому — моряки из Дерябинских казарм на Васильевском острове.
Как только "Аврора" бросает якорь у Николаевского моста и направляет на него прожектора, охраняющие мост юнкера в беспорядке отступают.
Под контролем электриков корабля мост сводят.
Когда спустя некоторое время к мосту подходит отряд правительственных войск в составе 32 человек, направленный, чтобы вновь развести его, он обнаруживает, что мост надежно охраняется двумя сотнями матросов и рабочих с броневиками.
Предпарламент после нескольких часов совещаний и дискуссий голосует по фактическому вотуму доверия Временному правительству, которого требует Александр Керенский.
- Кадетская обещает правительству полную и безоговорочную поддержку в принятии самых решительных мер для подавления мятежа.
- Еще более радикальная казачья резко критикует вообще все левые силы, осуждает Временное правительство за "попустительство большевикам" и требует гарантий, что "на этот раз никаких послаблений большевикам не будет".
- Левая, составленная на основе проекта лидера меньшевиков-интернационалистов Юлия Мартова, критикует Временное правительство за промедление в проведении необходимых реформ и увязывает его поддержку с безотлагательным началом проведения в жизнь программы "земли и мира".
С незначительным перевесом неожиданно принимается резолюция левых фракций, фактически означающая вотум недоверия Временному правительству.
В Малахитовом зале Зимнего дворца открывается заседание Временного правительства.
Председатель "совета Республики" (председатель Предпарламента эсер Николай Авксентьев — здесь и далее в скобках прим. ТАСС) тут и подоспел с формулой.
Министр-президент (Александр Керенский), бегло ознакомившись, выразил удивление: почему нет обычного парламентского доверия? Авксентьев не полез в карман за словом: его нет… по недосмотру. Министр-президент, вчитавшись глубже, заявил: но ведь тут в скрытой форме даже имеется недоверие?!.. В Малахитовом зале все потрясены. Никто не ожидал подобного сюрприза. <…>
Керенский заявил, что он при таких условиях считает необходимым сложить полномочия. Пусть президиум Предпарламента образует другое правительство… Тут уже президент "совета Республики" не нашелся.
— Подождите, — сказал он, — я позову на подмогу парочку товарищей.
Сказано — сделано. Через 15 минут подмога была в Малахитовом зале. Уламывать "Бориса Годунова" стали все втроем: страшно умный Авксентьев, страшно влиятельный Гоц и страшно осторожный Дан (члены президиума ЦИК Советов правый эсер Абрам Гоц и правый меньшевик Федор Дан)… "Помилуйте, мы совсем этого не вкладывали! Наоборот, Керенский сам заявил утром, что правительство заботится и о земле, и о мире. И мы это поддерживаем. Мы подчеркнули это, чтобы вырвать у большевиков их козыри, а также разрушить легенду, будто правительство и Предпарламент — враги народа…"
Керенский выслушал, но продолжал мягко выговаривать напроказившим школьникам: "Да, но эти удовлетворительные комментарии не меняют самой формулы, ведь страна поймет ее именно как недоверие, и престиж правительства будет подорван".
Это было резонно. Тут, видимо, Дан не нашелся, хотя и считал "кризис правительства несвоевременным". Судя по газетам, тяжесть последнего аргумента выпала на долю эсеров.
— Формула, — заявили они, — вообще явилась плодом недоразумения. Ни у кого из эсеров не могло быть мысли о недоверии. Это неудачная редакция, результат спешки. Это все печально, но неумышленно.
Керенский тут уже не мог не склониться к мольбам. Он заявил, что посоветуется с коллегами. А коллеги как раз собрались, чтобы обсудить решительные меры против большевиков, — на основании формулы о поддержке… Министры посоветовались и в силу патриотических соображений решили на этот раз простить Предпарламент, чтобы не оставить Россию без сильной власти в грозный момент. Кабинет решил остаться у кормила правления.
Комиссар Военно-революционного комитета Леонид Старк с 12 матросами занимает Петроградское телеграфное агентство (ПТА) — будущий ТАСС. Как писал Лев Троцкий, Старк "этим предопределил не только судьбу учреждения, но, до известной степени, и свою собственную: Старк стал первым советским директором агентства".
Старк требует предъявлять ему на просмотр все телеграфные сообщения и первым делом накладывает запрет на передачу только что принятой Предпарламентом резолюции.
Отряд под командованием комиссара Военно-революционного комитета Освальда Дзениса занимает Троицкий мост, связывающий Петропавловскую крепость с Зимним дворцом.
По собственной инициативе Дзенис распоряжается о сооружении застав, создании пропускных пунктов, аресте пытающихся пройти по мосту госслужащих и направлении самых важных из них в Смольный.
Вскоре после принятия этих мер Дзенису звонит один из руководителей военных операций ВРК Николай Подвойский и сообщает, что принятые им меры не санкционированы и преждевременны и что до завтрашнего дня ВРК не примет решения о начале более активных действий, а посему нужно "аресты прекратить и заставы снять".
Дзенис считает приказ Подвойского близоруким и отказывается выполнять его. Спустя считанные часы он получает приказ, подтверждающий его правоту: усилить патрули и установить жесткий контроль за движением на вверенном ему участке.
На свою квартиру возвращается Маргарита Фофанова, вторично посланная скрывающимся у нее Владимиром Лениным с просьбой к большевистскому ЦК ускорить выступление и разрешить ему явиться в Смольный. ЦК вновь отвечает категорическим отказом.
По воспоминаниям Фофановой, Ленин сминает записку, швыряет ее на пол и негодует: "Я их не понимаю. Чего они боятся? <…> Спросите, есть ли у них сто верных солдат и сто красногвардейцев с винтовками, мне больше ничего не надо!"
Ленин в третий раз посылает Фофанову в ЦК с обещанием ждать ответа до 23 часов. Однако когда к нему в качестве связного приходит Эйно Рахья, который рассказывает ему о происходящем в городе, Ленин больше не может ждать. Он оставляет Фофановой записку:
Ленин надевает старое пальто, парик и, по словам Рахьи, "донельзя замасленную кепку", а также подвязывает щеку платком, как при зубной боли. Все это необходимо, так как 20 октября (2 ноября) министром юстиции подписан новый приказ об аресте Ленина.
В сопровождении Рахьи Ленин садится на Сампсониевском проспекте на трамвай, на котором доезжает до Боткинской улицы. В трамвае Ленин "набрасывается" на вагоновожатую с вопросами об обстановке в городе и, узнав, что она придерживается левых взглядов, начинает учить ее делать революцию.
В это время неподалеку от того места, где пролегает маршрут Ленина, отряд юнкеров разыскивает его в редакции газеты "Рабочий путь". По ошибке юнкера попадают этажом ниже, в клуб рабочих завода "Л. Нобель". Рабочие сообщают о нежданных гостях в штаб Красной гвардии Выборгского района и на находящийся поблизости завод "Старый Лесснер", а тем временем водят юнкеров по всем этажам, стараясь выиграть время. Подоспевшие красногвардейцы арестовывают юнкеров и доставляют их в районный штаб Красной гвардии, а оттуда — в Петропавловскую крепость.
Тем временем Ленин и Рахья пешком проходят Литейный мост и поворачивают на ведущую к Смольному Шпалерную улицу, на протяжении которой они, по разным данным, единожды или дважды остановлены юнкерами (достоверно известно место одной проверки), однако не узнаны.
Пройти в Смольный с первого раза Ленину и Рахье не удается — нет пропусков. Спустя какое-то время у них получается затеряться в толпе, и они проникают в здание института.
Петроградский градоначальник Евгений Роговский докладывает на заседании Временного правительства о движении кораблей в акватории Невы, занятии восставшими Николаевского моста и приближении войск Военно-революционного комитета к Зимнему дворцу.
Александр Керенский направляется на другую сторону Дворцовой площади в штаб Петроградского военного округа. Командующего округом полковника Георгия Полковникова он находит пребывающим в растерянности: его приказы не выполняются, войска подчиняются только Военно-революционному комитету.
Казачьи офицеры, приходившие в штаб с предложением захватить броневые машины в Михайловском манеже, застали Полковникова сидящим на подоконнике в состоянии полной прострации. Занять манеж? "Занимайте, у меня никого нет, я ничего сделать не могу".
В Гельсингфорсе (Хельсинки) получена отправленная Яковом Свердловым шифрованная телеграмма:
Это означало: присылай немедленно 1500 отборных балтийских матросов, вооруженных до зубов.
В штабе Кронштадтского сводного отряда ждут аналогичную телеграмму и торопят: "Жду устав. Сведений нет никаких".
Бойцам Военно-революционного комитета сообщают, что восстанием из Смольного руководит лично Владимир Ленин.
Командующий Петроградским военным округом полковник Георгий Полковников сообщает Александру Керенскому и командующему ближайшим к Петрограду Северным фронтом генералу Владимиру Черемисову:
Доношу, что положение в Петрограде угрожающее. Уличных выступлений, беспорядков нет, но идет планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты. Никакие приказы не выполняются. Юнкера сдают караулы без сопротивления, казаки, несмотря на ряд приказаний, до сих пор из своих казарм не выступали.
В Смольном открывается экстренное совместное заседание Центрального исполнительного комитета (ЦИК) Советов рабочих и солдатских депутатов и Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов с делегатами II съезда Советов.
Высший орган "демократии" (ЦИК — прим. ТАСС) казался уже пленником восстания. На трибуне не было привычной фигуры председателя Чхеидзе. Отсутствовал неизменный докладчик Церетели. Запуганные ходом событий, оба <…> сдали свои ответственные посты и, махнув рукой на Петроград, уехали в родную Грузию. Лидером соглашательского блока остался Дан.
Федор Дан заявляет: "Власть, организованная большевиками, будет свергнута немедленно же широким недовольством масс. <…> ЦИК, верный своей политике, до последней минуты не перестанет напрягать всех своих усилий для того, чтобы удержать демократию от выступления <…> будет стоять посредине между двух враждующих станов, и только через труп ЦИК штыки этих враждующих сторон скрестятся между собою". Из зала доносится выкрик: "Да это давно уже мертвый труп!"
Дан пугает угрозой гражданской войны и настаивает, что с "каторжной задачей" управления государством в настоящее время не справится никакая власть. Он указывает, что к борьбе за мир с этого момента придется идти более ускоренным путем, так как "оказалось, что народные массы доведены до последнего предела отчаяния и уже не в состоянии дожидаться возможности осуществления <…> светлого мира". Голосами левых фракций Предпарламента проведена резолюция, требующая от правительства декрета о переходе земли в руки земельных комитетов и немедленного начала мирных переговоров, говорит Дан. Из зала доносятся смех и выкрики: "Слишком поздно!"
"Когда мы говорили о передаче земли крестьянам, вы были против этого. Мы говорили крестьянам: если вам не дают земли, берите ее сами! Теперь крестьяне последовали нашему совету, а вы призываете к тому, о чем мы говорили шесть месяцев назад!" — отвечает Дану присутствующий на заседании Лев Троцкий.
"Если вы не дрогнете, то гражданской войны не будет, так как враги сразу капитулируют, и вы займете место, которое вам по праву принадлежит, — место хозяина русской земли", — говорит он меньшевикам и эсерам.
Сводный отряд солдат, матросов и красногвардейцев занимает Главный почтамт.
Красногвардейцами Путиловского завода и присягнувшими на верность Военно-революционному комитету солдатами Измайловского полка занят Балтийский вокзал, на который должны прибывать верные правительству войска.
Параллельно ротой 6-го саперного батальона занят Николаевский вокзал (ныне Московский).
Отряд под командованием комиссара Военно-революционного комитета Михаила Файермана занимает электростанцию. По приказу Файермана отключено энергоснабжение большинства правительственных зданий.
Четыре отряда сестрорецких красногвардейцев, прибывшие в Смольный, занимают подступы к институту.
К этому моменту Смольный напоминает крепость: его охрану несут тысячи красногвардейцев из различных районов Петрограда и окрестностей, а также рота Литовского полка и рота пулеметчиков с 24 "Максимами".
Отряд из 100 сестрорецких красногвардейцев вместе с пулеметной командой разоружает Военно-топографическую школу юнкеров. Два грузовика с захваченным оружием отправлены в Смольный.
Другой сестрорецкий отряд в течение ночи занимает 13 типографий по всему городу.
Из Гельсингфорса (Хельсинки) в Петроград по Финляндской железной дороге выдвигается первый эшелон моряков.
Начальник политического управления военного министерства передает в Тифлис по прямому проводу:
"Главковерх приказал 1, 4, 14 казачьим полкам во имя свободы, чести и славы родной земли выступить на помощь ЦИК Советов, революционной демократии, Временному правительству и для спасения гибнущей России". Аналогичный приказ разослан по юнкерским училищам.
Казаки, однако, отказываются выступить, если не выступит пехота, так как они не хотят "выступать в одиночку и служить живыми мишенями". Некоторые юнкерские училища, в свою очередь, запрашивают казаков об их отношении к выступлению. Получив уклончивые ответы, юнкера остаются в казармах.
Из Гельсингфорса (Хельсинки) по Финляндской железной дороге в Петроград выдвигается второй эшелон моряков.
Чуть раньше из Гельсингфорса уже вышли и взяли курс на столицу полтора десятка кораблей с боевыми взводами на борту.
Около 40 матросов Гвардейского флотского экипажа занимают Государственный банк, не встретив сопротивления со стороны его охраны и дежурного взвода Семеновского полка, сохраняющего нейтралитет.
После захвата банка 125 человек из команды его охраны также избирают комитет и посылают своего делегата в ВРК.
Напротив запертых дверей Государственного банка стояло несколько солдат с винтовками с примкнутыми штыками.
"Вы чьи? — спросил я. — Вы за правительство?"
"Нет больше правительства! — с улыбкой ответил солдат. — Слава богу!"
У находящегося под контролем восставших Николаевского (ныне Московского) вокзала задержаны грузовики с 80 юнкерами, окружным путем пробиравшимися из Зимнего дворца за продовольствием и снаряжением. Юнкера приведены в Смольный и отпущены под честное слово больше не выступать против Советов.
Троцкий объявил им, что они отпускаются, с тем что они дадут обещание не выступать более против советской власти, и могут идти в свое училище к своим занятиям. Мальчуганы, ожидавшие над собой кровавой расправы, были этим несказанно удивлены.
В штабе расквартированного в Псковской губернии 3-го конного корпуса (того самого, который был двинут на Петроград во время Корниловского выступления, и даже под командованием все того же генерала Петра Краснова) получена секретная телеграмма Керенского и исполняющего обязанности председателя Союза казачьих войск Грекова о необходимости немедленной отправки 1-й донской казачьей дивизии с ее артиллерией в Петроград.
Солдатами Кексгольмского полка и красногвардейцами без сопротивления занята Центральная телефонная станция.
Телефонная связь Смольного восстановлена. Большинство аппаратов Зимнего дворца, штаба Петроградского военного округа и других правительственных учреждений, наоборот, отключено.
Революционными матросами занят Дворцовый мост — последний остававшийся под контролем верных Временному правительству войск.
Из Гельсингфорса (Хельсинки) по железной дороге в Петроград выезжает третий и последний эшелон. Находящиеся в нем моряки вооружены тремя тысячами винтовок с полным комплектом патронов и пятью тысячами гранат. Все это оружие получено накануне Центральным комитетом Балтийского флота якобы для защиты финского побережья от германских войск.
Красногвардейцами занят Варшавский вокзал (ныне не действует), железнодорожные линии которого соединяют столицу с Северным фронтом.
К этому времени восставшие также контролируют Финляндский вокзал, на котором ожидают прибытия отправленных из Гельсингфорса эшелонов.
Солдаты Кексгольмского полка и матросы Гвардейского экипажа начинают занимать подступы к Мариинскому и Зимнему дворцам — местам заседаний Предпарламента и Временного правительства соответственно.
Александр Керенский назначает своего заместителя Александра Коновалова исполняющим обязанности председателя кабинета министров и начинает принимать меры для выезда навстречу частям, идущим на помощь Временному правительству.
Петроград фактически находится в руках восставших. Владимир Ленин пишет от имени Военно-революционного комитета воззвание о переходе власти к Советам.
В известном смысле это заявление сильно забегало вперед. Правительство еще существовало, по крайней мере на территории Зимнего дворца. Существовала ставка. Провинция не высказалась. Съезд советов еще не открывался. Но <…> Военно-революционный комитет был уже полным хозяином положения. <…> Чтобы овладеть властью до конца, нужно было начать действовать как власть.
Из Кронштадта в Петроград плывет сводный отряд численностью около пяти тысяч человек. Один из его участников позже напишет: "Что представлял собою Финский залив в районе Кронштадта и Петрограда к 12 ч., об этом достаточно будет сказать словами известной тогда песни: "Из-за острова Кронштадта на простор реки Невы выплывает много лодок, в них сидят большевики".
Еще один сводный отряд численностью около 700 человек плывет из Кронштадта в Ораниенбаум на линкоре "Заря свободы" (бывший "Император Александр II"), прозванном на флоте за свою старость "утюгом" и идущем на четырех буксирах. Высадившись на станции Спасательная, отряд занимает Ораниенбаумский вокзал, разоружает школу прапорщиков и захватывает склад оружия и боеприпасов, которые на пароходе отправляют в Кронштадт. Оставив 100 человек в Ораниенбауме, отряд выдвигается по Балтийской железной дороге вдоль южного берега Финского залива в Петроград. Еще часть матросов высаживают в Петергофе и Красном Селе для разоружения местных юнкеров.
"Заря свободы" бросает якорь у входа в Морской канал и держит Балтийскую железную дорогу под обстрелом своих орудий на случай подхода правительственных подкреплений.
В общей сложности в семи отрядах и командах, направленных в этот день из Кронштадта в Петроград различными путями, насчитывается свыше 10 тысяч человек.
Красногвардейцы освобождают из "Крестов" находящихся там большевиков, арестованных в связи с Июльскими событиями.
Александр Керенский покидает Петроград.
Выехать из города на поезде невозможно, так как все вокзалы уже контролируются восставшими. В штабе Петроградского военного округа нет ни одного автомобиля, пригодного для дальней поездки. С большим трудом где-то удается найти один автомобиль. Еще один, идущий под флагом США, по разным данным, не то предоставлен американским посольством, не то реквизирован у него.
В самом начале Морской, у телефонной станции, мы поехали мимо первого большевистского караула. Потом у Астории, у Мариинского дворца — повсюду стояли патрули и отряды красных. Нечего и говорить, что вся улица — и прохожие, и солдаты — сейчас же узнала меня. <…> Я отдавал честь, как всегда, немного небрежно и слегка улыбаясь. Наверное, секунду спустя после моего проезда ни один из них не мог себе объяснить, как это случилось, что он не только пропустил этого "контрреволюционера, врага народа", но и отдал ему честь.
Легенда о том, что Керенский покидает Петроград, переодевшись в форму сестры милосердия или иную женскую одежду, будет придумана большевиками и не соответствует действительности.
Вышедшая из Кронштадта флотилия восставших достигает Петрограда и бросает якоря рядом с "Авророй". Начинается высадка.
Красногвардейцы и солдаты Павловского и Кексгольмского полков стягивают кольцо вокруг Зимнего дворца. В распоряжении павловцев два броневика и два грузовика с зенитными орудиями, которые они выставляют на мостах через Мойку и Екатерининский канал (ныне канал имени Грибоедова), а также под аркой Главного штаба прямо напротив дворца.
"Подвойский обещал падение дворца "не позже двенадцати часов. <…> Но в полдень обнаружилось, что осада все еще не укомплектована, кронштадтцев еще нет, между тем оборона дворца окрепла", — писал Лев Троцкий.
Срок взятия переносится на 15:00.
В Зимнем дворце открывается заседание Временного правительства под председательством Александра Коновалова, который выступает с докладом о положении дел в столице. Он сообщает министрам о продвижении отрядов Военно-революционного комитета и решении Керенского выехать навстречу войскам, идущим с фронта.
Выслушав доклад Коновалова, военно-морской министр Дмитрий Вердеревский замечает, "что он не понимает, для чего это заседание собрано и для чего мы будем дальше заседать. У нас нет никакой реальной силы, а следовательно, мы бессильны что-либо предпринять, а потому бессмысленно продолжать наше заседание".
Большинство министров, однако, не разделяют пессимизм Вердеревского и принимают решение заседать до тех пор, пока в городе сохраняется чрезвычайное положение.
Мариинский дворец — место заседаний Предпарламента — окружен отрядами восставших. На углу дворца дежурит броневик.
В Мариинском дворце комиссар Военно-революционного комитета, имени которого история парадоксальным образом не сохранила, предъявляет председателю Предпарламента Николаю Авксентьеву требование немедленно очистить дворец. Все выходы контролируются восставшими. Юнкера, охранявшие Предпарламент, разоружены.
После пятиминутного заседания Совета старейшин, на котором принято решение "выразить решительный протест против насилия безответственных элементов", но не оказывать сопротивления, Предпарламент объявляется распущенным и в полном составе покидает дворец по парадной лестнице, вдоль которой выстроены революционные солдаты и матросы.
Начальники отряда требовали депутатские билеты и с необыкновенной тщательностью рассматривали их — и наверху, и у самого выхода. Предполагали, что будут аресты. Кадетские лидеры уже были готовы ехать в Петропавловку. Но их пропускали с полнейшим, даже обидным равнодушием. Неискушенная новая власть исполняла только букву приказа, данного спустя рукава: арестовать членов Временного правительства. Но ни одного министра тут не было. Что тут делать? А ведь их очень нужно арестовать. Выпустив без внимания Милюкова, Набокова (лидер кадетов Павел Милюков и видный представитель этой партии Владимир Набоков — здесь и далее в скобках прим. ТАСС) и других козырей корниловщины, командиры набросились на правого меньшевика Дюбуа; в его документах значилось: товарищ министра труда. Один попался!.. Но возникли споры. Ведь это социалист, сидел в тюрьмах и т. д… Солдаты упирались: было очень нужно добыть министра. Но позвольте же, ведь этот Дюбуа в корниловские дни арестовал на фронте Гучкова (Александр Гучков, крайне непопулярный у солдат военный министр в первом составе Временного правительства, поддержавший Корниловское выступление)! Перед этим не устояли и отпустили странного министра…
К часу дня в Мариинском дворце не остается ни одного члена Предпарламента. С его роспуском также прекращается работа размещавшейся во дворце Всероссийской комиссии по выборам в Учредительное собрание.
Восставшие матросы занимают Морской порт и Главное адмиралтейство. Командование военно-морского флота арестовано.
Военно-революционный комитет объявляет упраздненными должности правительственных комиссаров милиции. Она переходит под контроль комиссаров, назначенных местными Советами.
Временное правительство назначает министра государственного призрения кадета Николая Кишкина уполномоченным по водворению порядка в Петрограде с подчинением ему военных и гражданских властей и предоставлением исключительных полномочий. Разные участники событий тех дней называют эту должность Кишкина "генерал-губернатором" или даже "диктатором". При этом Джон Рид в своих "Десяти днях, которые потрясли мир" пишет о Кишкине как о "наиболее ненавистном члене правительства". Кишкин мало того что кадет, так еще и москвич, поэтому не пользуется в Петрограде вообще никакой популярностью.
В помощники себе Кишкин выбирает замминистра торговли и промышленности Петра Пальчинского и помощника командующего Петроградским военным округом Петра Рутенберга.
Возглавить оборону пришлось штатскому лицу: министру призрения Кишкину. <…> Никто не задумался над тем, что Кишкин, как член кадетской партии, вдвойне ненавистен солдатам в тылу и на фронте. Кишкин, в свою очередь, выбрал себе помощниками Пальчинского и Рутенберга. Ставленник промышленников и покровитель локаутов, Пальчинский пользовался ненавистью рабочих. Инженер Рутенберг был адъютантом Савинкова, которого даже всеобъемлющая партия эсеров исключила как корниловца.
Уполномоченный по водворению порядка в Петрограде Николай Кишкин увольняет проявившего нерешительность командующего Петроградским военным округом полковника Георгия Полковникова и назначает на его место начальника штаба округа генерала Якова Багратуни.
В знак протеста против увольнения Полковникова почти все его ближайшие сотрудники подают в отставку. Часть из них расходится по домам, часть просто отказывается работать и наблюдает из окон за приближением отрядов восставших.
В Смольном Лев Троцкий объявляет открытым экстренное заседание Петроградского Совета.
От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временного правительства больше не существует. <…>
Нам говорили, что восстание гарнизона в настоящую минуту вызовет погром и потопит революцию в потоках крови. Пока все прошло бескровно. Мы не знаем ни одной жертвы. Я не знаю в истории примеров революционного движения, где замешаны были бы такие огромные массы и которое прошло бы так бескровно.
Власть Временного правительства, возглавлявшегося Керенским, была мертва и ожидала удара метлы истории, которая должна была ее смести. <…>
Обыватель мирно спал и не знал, что в это время одна власть сменяется другой.
Вокзалы, почта, телеграф, Петроградское телеграфное агентство, Государственный банк — заняты.
Зимний дворец еще не взят. Но судьба его решится в течение ближайших минут.
Во время доклада Троцкого в зале впервые после четырехмесячного отсутствия появляется на публике Владимир Ленин, встреченный, согласно стенограмме, "несмолкаемыми аплодисментами" и "бурными овациями".
"Да здравствует возвратившийся к нам товарищ Ленин!" — говорит Троцкий, уступая ему трибуну.
Когда я вошел, на трибуне стоял и горячо говорил незнакомый лысый и бритый человек. Но говорил он странно знакомым хрипловато-зычным голосом, с горловым оттенком и очень характерными акцентами на концах фраз… Ба! Это — Ленин. Он появился в этот день после четырехмесячного пребывания в "подземельях". Ну, стало быть, тут окончательно торжествуют победу.
Товарищи!
Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась.
Какое значение имеет эта рабочая и крестьянская революция? Прежде всего, значение этого переворота состоит в том, что у нас будет Советское правительство, наш собственный орган власти, без какого бы то ни было участия буржуазии. Угнетенные массы сами создадут власть. В корне будет разбит старый государственный аппарат и будет создан новый аппарат управления в лице советских организаций.
Отныне наступает новая полоса в истории России, и данная, третья русская революция должна в своем конечном итоге привести к победе социализма.
Одной из очередных задач наших является немедленная ликвидация войны. Но для того чтобы окончить эту войну, тесно связанную с нынешним капиталистическим строем, — ясно всем, что для этого необходимо побороть самый капитал.
В этом деле нам поможет то всемирное рабочее движение, которое уже начинает развиваться в Италии, Англии и Германии.
Справедливый, немедленный мир, предложенный нами международной демократии, повсюду найдет горячий отклик в международных пролетарских массах. Для того чтобы укрепить это доверие пролетариата, необходимо немедленно опубликовать все тайные договоры.
Внутри России громадная часть крестьян сказала: довольно игры с капиталистами, мы пойдем с рабочими. Мы приобретем доверие со стороны крестьян одним декретом, который уничтожит помещичью собственность. Крестьяне поймут, что только в союзе с рабочими спасение крестьянства.
Мы учредим подлинный рабочий контроль над производством.
Теперь мы научились работать дружно. Об этом свидетельствует только что происшедшая революция. У нас имеется та сила массовой организации, которая победит все и доведет пролетариат до мировой революции.
В России мы сейчас должны заняться постройкой пролетарского социалистического государства.
Да здравствует всемирная социалистическая революция!
Прений по импровизированному докладу Ленина решено не открывать. Троцкий предлагает немедленно послать на фронт и по всей стране комиссаров, которые сообщат об успехе восстания в Петрограде.
Кто-то выкрикивает с места: "Вы предвосхищаете волю II съезда Советов!" "Воля съезда предрешена огромным фактом восстания петроградских рабочих и солдат, происшедшего этой ночью. Теперь нам остается только развивать нашу победу", — парирует Троцкий.
Фракция меньшевиков "слагает с себя всякую ответственность за гибельные последствия заговора и <…> заявляет о своем уходе из состава президиума и Исполнительного комитета Совета".
"Под крепким нажимом из <Военно-революционного> Комитета захват <Зимнего> дворца был теперь назначен на три часа, на этот раз уж "окончательно", — писал Лев Троцкий.
Дворец вновь не взят, срок взятия перенесен на 18:00.
Патрулями Военно-революционного комитета арестованы все юнкерские патрули в городе. Охранение юнкеров остается только у Дворцовой площади.
К этому времени зарегистрировано 560 делегатов, прибывших на II съезд Советов, из них 382 большевика.
Отряд солдат Кексгольмского полка занимает здание военного министерства, через которое Временное правительство по прямому проводу связывалось с действующей армией.
От Исаакиевской и Сенатской площадей к Зимнему дворцу движутся крупные отряды матросов с броневиками. С противоположной стороны, от Марсова поля, к Зимнему приближаются отряды красногвардейцев.
Невский проспект перекрыт, на него пропускают только проживающих в этом районе.
"Подвойский, сам горевший в огне, заверил по телефону, что к шести часам дворец будет взят во что бы то ни стало", — писал Лев Троцкий.
Дворец, однако, не взят.
"Выведенные из себя понуканиями Смольного Подвойский и Антонов отказались дальше назначать какие бы то ни было сроки", — вспоминал Троцкий.
К этому времени Зимний окружен. Восставшие продвигаются к нему цепями и последовательно занимают все возможные укрытия вокруг дворца и исходные точки для штурма.
В городе окончательно стемнело, резко холодает и идет дождь. Некоторые из восставших периодически самовольно открывают огонь по юнкерам.
На противоположном берегу Невы один из руководителей Военной организации большевиков Александр Тарасов-Родионов пытается выяснить, что происходит.
Владимир Ленин пишет в буквальном смысле слова десятки гневных записок всем трем руководителям военных операций ВРК: Николаю Подвойскому, Владимиру Антонову-Овсеенко и Григорию Чудновскому, но безрезультатно.
Штурм Зимнего откладывается, во-первых, из-за плохой организации. Во-вторых, у большевиков возникли проблемы с мобилизацией некоторых частей Преображенского и Семеновского полков (во время Июльских событий эти полки сначала объявили нейтралитет, а затем и вовсе выступили против большевиков на стороне Временного правительства). В-третьих, матросы из Гельсингфорса, на которых Военно-революционный комитет возлагает большие надежды, прибудут только поздно вечером или вообще на следующий день. Один из поездов, например, несколько часов стоит в чистом поле под Выборгом с лопнувшими трубами локомотива: начальник станции оказался сторонником Временного правительства и выделил матросам самый ненадежный из имеющихся у него паровозов.
Артиллерийская рота Петропавловской крепости, из орудий которой большевики намерены стрелять по Зимнему в случае штурма, заявляет о своем нейтралитете. Лишь после устроенного митинга артиллеристы соглашаются подчиняться приказам комиссара крепости Георгия Благонравова. Однако теперь офицеры роты, не поддерживающие большевиков, уверяют неопытного комиссара, что крепостные орудия непригодны для стрельбы.
Кроме того, согласно договоренности, сигналом к наступлению должен стать красный фонарь на крепостном флагштоке. Выясняется, что красного фонаря нет. После долгих поисков фонарь найден, но теперь его не могут водрузить на флагшток так, чтобы его было отовсюду видно.
Когда настал час действовать, прапорщик доложил: орудия проржавели, в компрессорах нет масла, стрелять невозможно. Весьма вероятно, что орудия действительно были не в порядке, но не в этом суть: артиллеристы попросту прятались от ответственности и водили неопытного комиссара за нос. Антонов примчался на катере в состоянии бешенства. Кем срывается план? Благонравов рассказывает ему о фонаре, о масле и о прапорщике. Оба идут к пушкам. Ночь, тьма, лужи во дворе от недавно прошедших дождей. <…> Шлепая по лужам, сгорая от нетерпения, спотыкаясь и падая в грязь, Антонов блуждает за комиссаром по темному двору. "У одного из слабо мерцающих фонарей, — рассказывает Благонравов, — Антонов вдруг остановился и пытливо, поверх очков, почти в упор взглянул на меня. В его глазах я прочел затаенную тревогу". Антонов на миг заподозрил измену там, где было только легкомыслие.
Наконец, последнее и, возможно, самое главное: ВРК не очень-то и хочет наступать. "Будучи уже обеспечены победой, мы ждали унизительного конца Временного правительства. Мы добивались, чтобы оно сложило оружие перед силой революции, которую мы в данный момент представляли", — объяснял Николай Подвойский.
В Смольном постепенно приходит в бешенство Владимир Ленин. "Он метался по маленькой комнате Смольного, как лев, запертый в клетку. Ему нужен был во чтобы то ни стало Зимний: Зимний оставался последней заставой по пути к власти трудящихся. Владимир Ильич ругался... Кричал... Он готов был нас расстрелять", — вспоминал Подвойский.
Военно-революционный комитет рассылает всем комендантам и начальникам железнодорожных станций, заведующим продвижением войск, а также начальнику военных сообщений Северного фронта телеграмму об отмене приказа Александра Керенского о внеочередной отправке воинских эшелонов в Петроград.
На Морской (ныне Большой Морской) улице задержаны 150 юнкеров-артиллеристов при четырех орудиях, по приказу начальника училища покинувшие Зимний дворец. Юнкера и два орудия отправлены в казармы восставшего Павловского полка, а другие два орудия установлены на Невском проспекте на мосту через Мойку и нацелены на Зимний дворец.
Броневиками Военно-революционного комитета контролируются все проходы на Дворцовую площадь.
"Вскоре после шести Зимний был наконец плотно обложен войсками Военно-революционного комитета: прохода больше не было не только для подкреплений, но и для отдельных лиц", — писал Лев Троцкий.
Один из броневиков подъезжает к главному подъезду Зимнего дворца, разоружает охраняющих его юнкеров и спокойно удаляется.
К зданию штаба Петроградского военного округа прибывают два парламентера Военно-революционного комитета из Петропавловской крепости. Они передают ультиматум Временному правительству о сдаче.
Совещание в штабе округа не дает определенных результатов. Участвующие в нем уполномоченный по водворению порядка в Петрограде Николай Кишкин, его помощники Петр Пальчинский и Петр Рутенберг, а также командующий Петроградским военным округом генерал Яков Багратуни переходят в Зимний дворец для совещания с членами правительства.
В тот самый момент, когда в штабе получают ультиматум ВРК, генерал Багратуни общается по прямому проводу с командующим Северным фронтом генералом Владимиром Черемисовым, который просит сообщить ему обстановку в столице. Когда Багратуни начинает отвечать на вопрос Черемисова, его вызывают для получения ультиматума. Вместо него разговор продолжает генерал-квартирмейстер штаба округа Николай Пораделов, который выражает Черемисову свои опасения по поводу назначения и деятельности "генерал-губернатора" Кишкина и прямо говорит, что Временное правительство обречено, после чего отходит от аппарата. Генерал Черемисов остается "висеть на трубке".
Восставшими через парламентера получено сообщение, что казаки больше не хотят оставаться в Зимнем дворце, но просят не позорить их и выпустить с оружием.
Разрешение дано, и казаки покидают дворец со стороны Зимней Канавки. В ближайшем переулке спрятан броневик Военно-революционного комитета, который направляется вслед за казаками и сопровождает их до их казарм.
"Ничего с нами не сделаете, — пробившись ко мне, заговорил <…> подхорунжий. — Когда мы сюда шли, нам сказок наговорили, что здесь чуть не весь город с образами, да все военные училища и артиллерия, а на деле-то оказалось — жиды да бабы, да и Правительство — тоже наполовину из жидов. А русский-то народ там с Лениным остался. А вас тут даже Керенский, не к ночи будь помянут, оставил одних. <…> Помогай вам Бог, а нас простите", — и, грузно шлепнув ногой о пол, направился за уходящими в глубь первого этажа казаками. "Постойте, — куда же они идут?" — под влиянием недоумения остановил я подхорунжего. — "Куда вы идете? Ведь ворота там". — "Ну да, дураков нашли", — снова резко ответил подхорунжий. "Там юнкера у ворот, а мы через Зимнюю Канавку выйдем, там нам свободный пропуск обещан".
Министры Временного правительства заявляют в ответ на ультиматум Военно-революционного комитета, что капитуляция невозможна. Они принимают решение проигнорировать ультиматум и не вступать ни в какие переговоры с восставшими, а вместо этого "обратиться к Городской думе как к единственному в столице законному органу, избранному всем населением, <…> и просить самоуправление столицы оказать силой своего морального авторитета поддержку Временному правительству".
По истечении заявленных в ультиматуме 20 минут и времени, данного дополнительно по просьбе из Зимнего, войска Военно-революционного комитета, не получив никакого ответа, без сопротивления занимают штаб Петроградского военного округа.
В это время командующий Северным фронтом генерал Владимир Черемисов по-прежнему "висит" на прямом проводе в Пскове. Когда его терпение иссякает, он спрашивает, где находится разговаривавший с ним подполковник Пораделов и скоро ли он даст ответ? Черемисову отвечает военный телеграфист: "Штаб занят войсками Военно-революционного <комитета>. Прекращаю работу, ухожу. Покидаем штаб сейчас же".
В Зимнем дворце генерал Яков Багратуни заявляет о своем отказе исполнять обязанности командующего Петроградским военным округом. Николай Кишкин отстраняет его от должности "как недостойного". Багратуни предложено покинуть дворец. Он пытается скрыться в штатской одежде, но арестован войсками Военно-революционного комитета.
Взятие штаба округа порождает еще одну отсрочку в начале штурма Зимнего. До другого берега Невы эта новость доходит в виде сообщения о взятии самого дворца. Комиссар Петропавловки Георгий Благонравов и прибывший в крепость один из руководителей военных операций ВРК Николай Подвойский решают лично ехать во дворец и на подъезде к нему попадают под пулеметный огонь юнкеров. Это убеждает их в том, что слухи о взятии дворца сильно преувеличены и что необходимо срочно начать обстрел Зимнего из крепости.
Парламентером в Зимний дворец вызывается идти соруководитель военных операций ВРК Григорий Чудновский. Он предъявляет Временному правительству второй ультиматум: сдаться в течение 10 минут. По приказу Петра Пальчинского Чудновский арестован. Находясь под арестом, он продолжает агитацию среди защитников Зимнего. Часть юнкеров добивается освобождения Чудновского и вместе с ним покидает дворец.
Александр Керенский прибывает в штаб Северного фронта в Пскове.
К этому времени Псковский Совет уже принял резолюцию, которой запрещается отправка фронтовых частей в Петроград для защиты Временного правительства, а командующий Северным фронтом генерал Владимир Черемисов, осознавая безнадежность положения министров, не только отменил ранее изданный приказ о направлении 1-й донской казачьей дивизии в Петроград, но и приказал остановиться тем войскам, которые уже находились в пути к столице.
Прибывшего Керенского Черемисов информирует о том, что не может гарантировать его безопасность, и настоятельно рекомендует ему немедленно покинуть Псков.
Вслед за сигнальным выстрелом из Петропавловской крепости матрос Евдоким Огнев производит холостой выстрел из шестидюймового носового орудия крейсера "Аврора".
Набережные Невы усыпала глазеющая публика. Очевидно, в голове питерского обывателя смысл событий не вмещался, опасность не представлялась, а зрелищная сторона была привлекательна. Зато эффект вышел поразительный, когда после сигнального выстрела крепости громыхнула "Аврора". Грохот и сноп пламени при холостом выстреле куда значительнее, чем при боевом, — любопытные шарахнулись от гранитного парапета набережной, попадали, поползли. Наши матросы изрядно хохотали над комической картиной.
Начинается штурм Зимнего дворца.
К этому времени дворец покинули более половины охранявших его юнкеров. Оставшиеся отстреливаются из-за возведенных из дров баррикад.
Вахтенный офицер стоящего рядом с "Авророй" минного заградителя "Амур" видит в излучине Большой Невы огни и поднимает тревогу: "Приближаются корабли!" Однако когда суда подходят ближе, на "Амуре" узнают пришедшие из Гельсингфорса эсминцы "Самсон" и "Забияка", а также другие революционные корабли.
Женский "батальон смерти", участвующий в обороне Зимнего дворца, не выдерживает огня и сдается.
Перестрелка вокруг дворца затихает до 23:00.
Временное правительство сообщает: "Правительство в полном составе за исключением Прокоповича (министр продовольствия Сергей Прокопович, арестованный утром, затем отпущенный, но уже не успевший попасть в Зимний до его полного окружения — прим. ТАСС) на посту. Положение признается благоприятным. <…> Дворец обстреливается, но только ружейным огнем без всяких результатов. Выяснено, что противник слаб".
Изолированное в Зимнем дворце Временное правительство продолжает сноситься с поддерживающими его организациями по двум телефонам, которые не зарегистрированы на занятой восставшими телефонной станции и потому остаются включенными. От имени министров передана следующая телеграмма:
В Смольном открывается II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов.
Из 649 зарегистрированных делегатов почти 400 — большевики.
"Власть в наших руках", — печально начал Дан. Он остановился на мгновение и тихо продолжал: "Товарищи, съезд Советов собирается в такой исключительный момент и при таких исключительных обстоятельствах, что вы, я думаю, поймете, почему ЦИК считает излишним открывать настоящее заседание политической речью. Для вас станет это особенно понятным, если вы вспомните, что я являюсь членом президиума ЦИК, а в это время наши партийные товарищи находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров, возложенный на них ЦИК (смутный шум). Объявляю первое заседание II съезда Советов рабочих и солдатских депутатов открытым".
Пропорционально числу делегатов в президиум съезда избраны 14 большевиков и семь левых эсеров — фактических союзников большевиков. Федор Дан, Абрам Гоц, Михаил Либер и другие члены президиума, руководившие Советами с дней Февральской революции, покидают свои места. Под гром аплодисментов их занимают Лев Троцкий, Анатолий Луначарский, Григорий Зиновьев, Виктор Ногин, Александра Коллонтай, лидер левых эсеров Мария Спиридонова и другие.
Правые эсеры и правые меньшевики отказываются от участия в президиуме и в скором времени, объявив съезд неправомочным, в знак протеста против попытки захвата власти большевиками покидают его.
Из Петропавловской крепости по Зимнему дворцу открыт огонь снарядами со шрапнелью. Всего сделано от 30 до 35 выстрелов. Попаданий два, оба в верхний карниз дворца. Один из осколков пробивает окно и попадает в одну из комнат, никого не ранив.
Из 35 выстрелов, выпущенных в течение полутора-двух часов, попаданий было всего два, да и то пострадала лишь штукатурка; остальные снаряды прошли поверху, не причинив, к счастью, в городе никакого вреда. Действительно ли причиною неумелость? Ведь стреляли через Неву прямой наводкой по такой внушительной цели, как дворец: это не требует большого искусства. Не правильнее ли предположить, что даже артиллеристы <…> давали преднамеренные перелеты в надежде, что дело разрешится без разрушений и смертей?
Одновременно с началом артобстрела дворца войска Военно-революционного комитета вновь идут на штурм.
Во дворец начинают проникать отдельные группы восставших, которые разоружаются юнкерами. Когда разоруженных бойцов Военно-революционного комитета становится больше, чем защитников Зимнего, начинается обратное разоружение юнкеров.
"А знаете, как был взят Зимний дворец? — спросил какой-то матрос. — Часов в одиннадцать мы увидели, что со стороны Невы не осталось ни одного юнкера. Тогда мы ворвались в двери и полезли вверх по лестницам, кто в одиночку, а кто маленькими группами. На верхней площадке юнкера задерживали всех и отнимали винтовки. Но наши ребята все подходили да подходили, пока нас не стало больше. Тогда мы кинулись на юнкеров и отобрали винтовки у них…"
В Городскую думу возвращается делегация, ранее посланная на "Аврору" с миссией уговорить восставших снять осаду с Зимнего дворца и урегулировать конфликт мирным путем, но не достигшая своей цели.
На открывшемся заседании думы предложено "пойти в Зимний дворец, чтобы умереть вместе со своими избранниками".
Масла в огонь подливает оказавшийся налицо министр Прокопович; со слезами в голосе он выражает свою горечь по поводу того, что он не разделил участь своих товарищей; в час, когда они умирают, надо забыть партийные счеты, надо всем пойти защищать их либо умереть с ними.
Кадеты заявляют, что они вместе с другими идут умирать к Зимнему. Городской голова Брянска и гласный саратовской думы просят взять их с собой: они хотят умереть вместе с Временным правительством. О том же просят представитель крестьянского ЦИК, представитель думских журналистов и другие лица. Все эти заявления встречаются овациями.
Ко всем вышеперечисленным присоединяются правые меньшевики, правые эсеры и другие группы, в знак протеста покинувшие съезд Советов в Смольном.
В вестибюле идущие умирать в Зимний сталкиваются с ранее посланной туда делегацией, которую по ошибке обстреляли из дворца. Чтобы подобная ошибка не повторилась, во дворец звонят и предупреждают, что делегацию из Думы можно будет узнать по двум фонарям.
Процессия, члены которой несут среди прочего пакеты с хлебом и колбасой для министров, с пением "Марсельезы" движется по Невскому проспекту.
Процессия, идущая от Городской думы к Зимнему дворцу, остановлена матросами на Невском проспекте.
Как раз на углу Екатерининского канала (ныне канал имени Грибоедова — здесь и далее в скобках прим. ТАСС) под уличным фонарем цепь вооруженных матросов перегораживала Невский, преграждая дорогу толпе людей, построенных по четыре в ряд. Здесь было триста-четыреста человек: мужчины в хороших пальто, изящно одетые женщины, офицеры — самая разнообразная публика. Среди них мы узнали многих делегатов съезда, меньшевистских и эсеровских вождей. <…> Процессия стояла неподвижно, но из ее передних рядов неслись громкие крики. Шрейдер и Прокопович (городской голова Петрограда Григорий Шрейдер и министр продовольствия Сергей Прокопович) спорили с огромным матросом, который, казалось, командовал цепью.
"Мы требуем, чтобы нас пропустили! — кричали они. — Вот эти товарищи пришли со съезда Советов! Смотрите, вот их мандаты! Мы идем в Зимний дворец!.."
Матрос был явно озадачен. Он хмуро чесал своей огромной рукой в затылке. "У меня приказ от комитета — никого не пускать во дворец, — бормотал он. — Но я сейчас пошлю товарища позвонить в Смольный…"
"Мы настаиваем, пропустите! У нас нет оружия! Пустите вы нас или нет, мы все равно пойдем!" — в сильном волнении кричал старик Шрейдер.
"У меня приказ…" — угрюмо твердил матрос.
"Стреляйте, если хотите! Мы пойдем! Вперед! — неслось со всех сторон. — Если вы настолько бессердечны, чтобы стрелять в русских и товарищей, то мы готовы умереть! Мы открываем грудь перед вашими пулеметами!"
"Нет, — заявил матрос с упрямым взглядом. — Не могу вас пропустить".
"А что вы сделаете, если мы пойдем? Стрелять будете?"
"Нет, стрелять в безоружных я не стану. Мы не можем стрелять в безоружных русских людей…"
"Мы идем! Что вы можете сделать?"
"Что-нибудь да сделаем, — отвечал матрос, явно поставленный в тупик. — Не можем мы вас пропустить! Что-нибудь да сделаем…"
"Что вы сделаете? Что сделаете?"
Тут появился другой матрос, очень раздраженный. "Мы вас прикладами! — решительно вскрикнул он. — А если понадобится, будем и стрелять. Ступайте домой, оставьте нас в покое!"
Раздались дикие вопли гнева и негодования. Прокопович влез на какой-то ящик и, размахивая зонтиком, стал произносить речь.
"Товарищи и граждане! — сказал он. — Против нас применяют грубую силу! Мы не можем допустить, чтобы руки этих темных людей были запятнаны нашей невинной кровью! Быть расстрелянными этими стрелочниками — ниже нашего достоинства. <…> Вернемся в Думу и займемся обсуждением наилучших путей спасения страны и революции!"
После этого толпа в строгом молчании повернулась и двинулась вверх по Невскому все еще по четверо в ряд.
В Зимний дворец начинают проникать первые крупные отряды восставших.
Матросы, пробравшиеся на одну из галерей дворца, сбрасывают с нее две бомбы. Взрывами ранены двое юнкеров. Первую помощь им оказывает лично "генерал-губернатор" Николай Кишкин, врач по профессии.
Одним из руководителей военных операций ВРК Владимиром Антоновым-Овсеенко арестованы министры Временного правительства.
Вся сцена длилась, я думаю, не больше минуты. Шум у нашей двери. Она распахнулась — и в комнату влетел, как щепка, вброшенная к нам волной, маленький человечек под напором толпы, которая за ним влилась в комнату и, как вода, разлилась сразу по всем углам и заполнила комнату. <…>
Мы сидели за столом. Стража уже окружила нас кольцом.
— Временное правительство здесь, — сказал Коновалов, продолжая сидеть. — Что вам угодно?
— Объявляю вам, всем вам, членам Временного правительства, что вы арестованы. Я — представитель Военно-революционного комитета Антонов.
— Члены Временного правительства подчиняются насилию и сдаются, чтобы избежать кровопролития, — сказал Коновалов. <…>
Когда при опросе выясняется, что Керенского нет, раздается отвратительная брань. Слышатся отдельные провокационные выкрики:
— И эти убегут! Чего тут протокол писать!.. Приколоть и протокола не надо!..
— Переколоть их тут всех, сукиных детей!.. — Дальше следовала многоэтажная нецензурная брань. — Чего с ними возиться!
Защищавших дворец юнкеров обезоруживают и отпускают под честное слово больше не выступать против советской власти.
Арестованных министров Временного правительства ведут под конвоем по Троицкому мосту в Петропавловскую крепость. От самосуда толпы их спасает внезапно начавшийся обстрел.
— В воду их, в воду! Переколоть и в воду!
— Чего там в крепость! Оторвать головы и в воду!
И все в таком роде. Не разрозненными голосами, а все дружней. А в ответ звучали дрогнувшие голоса конвоя, иногда уже совсем робкие и просительные. <…>
Еще один момент, какое-нибудь решительное движение со стороны кого-нибудь из толпы — и стража будет отброшена. <…> И вдруг!..
Откуда-то начался обстрел нас из пулеметов.
Стража и вся толпа бросились на землю. Мы тоже. Начались крики:
— Товарищи! Товарищи! Перестаньте! Свои!
Началась стрельба из крепости.
— С ума сошли — из крепости стреляют! — крикнул кто-то из конвоя.
Долго кричали:
— Перестаньте, свои!..
Наконец стрельба прекратилась.
Оказалось, на мост вскочил с другой стороны броневик и почему-то открыл по нашей толпе пальбу.
Эта чудесная случайность спасла нас.
Солдаты бросились к броневику, и началась взаимная ругань… От нас внимание было отвлечено.
После ухода со съезда Советов правых меньшевиков, правых эсеров и ряда других групп лидер меньшевиков-интернационалистов Юлий Мартов предлагает резолюцию, осуждающую большевиков за организацию переворота и призывающую к созданию правительства из представителей всех социалистических партий.
Мартову отвечает Лев Троцкий: "Восстание народных масс не нуждается в оправдании. То, что произошло, — это восстание, а не заговор. Мы закаляли революционную энергию петербургских рабочих и солдат. Мы открыто ковали волю масс на восстание, а не на заговор... Народные массы шли под нашим знаменем, и наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, идите на уступки, заключите соглашение. С кем? Я спрашиваю: с кем мы должны заключить соглашение? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда и которые делают эти предложения? Но ведь мы их видели целиком. Больше за ними нет никого в России. С ними должны заключить соглашение, как равноправные стороны, миллионы рабочих и крестьян, представленных на этом съезде, которых они не в первый и не в последний раз готовы променять на милость буржуазии? Нет, тут соглашение не годится. Тем, кто отсюда ушел и кто выступает с предложениями, мы должны сказать: вы — жалкие единицы, вы — банкроты, ваша роль сыграна, и отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории..."
"Тогда мы уходим!" — пытается перекричать бурные аплодисменты в адрес Троцкого Мартов.
По требованию левых эсеров для выработки позиций по отношению к происходящим событиям в работе съезда объявлен получасовой перерыв.
Возобновляется заседание II съезда Советов.
Съезд громом аплодисментов встречает сообщение о взятии Зимнего дворца и аресте Временного правительства.
Фракция меньшевиков-интернационалистов, во время перерыва окончательно проголосовавшая за уход со съезда, покидает его.
Мы ушли, совершенно развязав руки большевикам, сделав их полными господами всего положения, уступив им целиком всю арену революции. <…> Уходя со съезда, <…> мы своими руками отдали большевикам монополию над Советом, над массами, над революцией. По собственной неразумной воле мы обеспечили победу всей линии Ленина.
В здании Городской думы на заседании представителей всех организаций, стоящих на точке зрения борьбы с происшедшим захватом власти, принято решение об образовании Комитета спасения родины и революции. В его состав входят представители Городской думы, ЦИК Совета рабочих и солдатских депутатов, Исполкома Всероссийского совета крестьянских депутатов, меньшевиков, правых эсеров и других групп, ушедших со съезда Советов, а также Предпарламента и ряда фронтовых организаций.
В последующие дни именно под эгидой Комитета спасения родины и революции будут предприняты наиболее существенные попытки противостоять захвату власти большевиками. 29 октября (11 ноября) в Петрограде произойдет восстание юнкеров, которым удастся на короткое время занять ряд госучреждений и объектов инфраструктуры, включая Центральную телефонную станцию и Госбанк. Восстание будет быстро и жестоко подавлено.
На следующий день в районе Пулкова сразятся казаки генерала Петра Краснова и превосходящие их по численности примерно в десять раз силы Военно-революционного комитета. Казаки отступят в Гатчину и через два дня согласятся сдаться, выговорив себе свободу в обмен на выдачу находившегося в Гатчине Керенского. Бывший министр-председатель успеет бежать в последний момент, переодевшись в матроса и натянув на лицо огромные автомобильные очки. До июня следующего года он будет скитаться по городам и весям, после чего навсегда покинет Россию. Он проживет очень долгую жизнь и скончается в Нью-Йорке 11 июня 1970 года.
Между тем в Москве, в отличие от Петрограда, большевикам придется нелегко: в уличных боях между ними и юнкерами, которые будут идти в течение недели до 3 (16) ноября, здесь погибнут с обеих сторон не менее нескольких сотен человек. Убитых большевиков 10 (23) ноября торжественно похоронят на Красной площади — так будет положено начало некрополю у кремлевской стены, который затмит собой некрополь жертв Февральской революции на Марсовом поле в Петрограде.
Оставшиеся в Смольном делегаты II съезда Советов (практически только большевики и левые эсеры) голосуют по написанному Владимиром Лениным воззванию.
Воззвание принято сотнями голосов при двух голосах против и 12 воздержавшихся.
Было ровно 5 часов 17 минут утра, когда Крыленко (прапорщик Николай Крыленко, будущий Главковерх российской армии — прим. ТАСС), шатаясь от усталости, поднялся на трибуну и показал собранию какую-то телеграмму.
"Товарищи, с Северного фронта! XII армия приветствует съезд Советов и сообщает о создании Военно-революционного комитета, который взял на себя командование Северным фронтом!.." Началось нечто совершенно неописуемое. Люди плакали и обнимали друг друга. "Генерал Черемисов признал комитет. Комиссар Временного правительства Войтинский подал в отставку!"
Вскоре после этого первое заседание II Всероссийского съезда Советов объявляется закрытым.
Власть находится в руках большевиков.
Владимир Ленин отправляется на расположенную неподалеку от Смольного квартиру Владимира Бонч-Бруевича, где он пишет текст Декрета о земле. Этот декрет, как и Декрет о мире, спустя считаные часы будет принят на втором заседании съезда.
На этом же заседании будет создано новое, полностью большевистское правительство — Совет народных комиссаров.
Наконец, на этом втором и последнем заседании Съезда будет подтверждена дата выборов в Учредительное собрание — 12 (25) ноября.
Само собрание откроется в Таврическом дворце 5 (18) января уже следующего, 1918 года. О его судьбе мы расскажем в последней главе нашего спецпроекта.
